Вот что сложно, так это говорить про европейское кино. Не потому, что трудно, а потому, что тема чрезвычайно объемна. Этот смысловой пласт настолько изобилует разнообразными срезами, уровнями и категориями, что охватить его сложно не то, что бы одним постом. Для такой масштабной задачи не хватит и трёхтомника на пару-тройку тысяч страниц. Тем не менее, немного остановиться и сделать беглый взгляд на именно, что необычное европейское кино, наиболее интересное мне и любимое мною, я всё же попробую.

Сразу подчеркну главную мысль, которая и без того уже подсвечена в заголовке – акцент в этом посте я сделал именно на кино странное, сюрреалистичное, обладающее явным своеобразием. Поэтому начать хотелось бы сразу и наотмашь с Луиса Бунюэля. Кто как не этот странный и дикий персонаж, большой друг Дали и Лорки, создававший свои картины на заре развития киноиндустрии, стал родоначальником вот этого всего европейского фильмографического своеобразия?! Это же его «Андалузский пёс», превративший статичные живописные фантазии сюрреалистов в движущийся наваждения, стал той самой шинелью, из которой потом вышло всё авангардное кино старушки-Европы. Кроме того, всю свою жизнь Луис гнул свою линию и, несмотря на неприятие, широкими массами такого вот кино продолжал упорно гнуть свою запредельную линию. Даже уехав в США он так и не прогнулся под те самые неотвратимые требования того самого буржуазного кино. Кроме того, он продолжал бороться с капитализмом сквозь призму своего кино-безумия. Тому ярким примером служат такие его картины, как «Семион-столпник» и «Скромное обаяние буржуазии».

Самым близким по духу наследником Бунюэля, как по мне, был не менее одиозный итальянский товарищ с не менее левыми взглядами на жизнь и устройство общества. Я имею в виду Пьера Паоло Пазолини. Безусловно вся итальянская киноклассика в той или иной мере заслуживает внимания (в том числе Антониони, Феллини, Бертолуччи) с точки зрения постановки экранного театра абсурда и сюрреалистических изысканий. Но в каждом из них есть что-то более близкое к Дзиге Вертову, социальному реализму и пьесам Беккета. А вот Пазолини был действительно сюрреалистичен. И пусть это не било ключом и в лоб, но именно в этой лёгкой, практически закулисной, магии «Мамы Ромы», «Птиц больших и малых», «Свинарника», «Сало, или 120 дней Содома» кроется то самое скромное обаяние. Как мне кажется весь фокус Пьера был в том, что оно всё вот это вот происходит вроде как с обычными людьми, буквально живущими по соседству. Но происходит такое запредельное, чего в общем-то не может быть. Не менее ярко это всё прослеживается и в его масштабном проекте – экранизация шедевров мировой литературы («1001 ночь», «Декамерон», «Кентерберийские рассказы») – всё вроде происходит в далёкие средние века, а вот люди всё те же и их поступки в нестандартных ситуациях колеблются где-то на краю реальности и сна.

Но если смотреть в целом на творчество Пьера Паоло, то оно мне кажется каким-то злым. Уж больно много у него насилия, жестокости, малоприятных изуверств. Так ведь можно подумать, что доброго сюрреализма в кино и не было вовсе. Но вот если промотать немного времени и перепрыгнуть из европейского кинематографа 50-70-ых в этот же самый кинематограф, но уже 90-00ых, то здесь мы можем найти два прекрасных по своей красоте, доброте и сюрреалистичности фильма Жан-Пьера Жёне. «Деликатесы» и «Город потерянных детей» так и пышут какими-то макгриттовскими деталями и зарисовками. Действительно, уровень добра в фильмах Жёне настолько высок, что даже в снятой им части «Чужих» вся эта гиггеровская жуть куда-то уходит на второй план и коридорный ужастик превращается в хорошую и добротную сказку со счастливым концом.

Не менее добрым, местами более сюрреалистичным можно считать все фильмы, кроме ранних картин, Эмира Кустурицы. Да, конечно, он кроме всего прочего берёт своим балканским колоритом, который даёт простора для того, чтобы повернуть даже самую печальную ситуацию в лихую развесёлую гулянку с танцами и стрельбой. «Хоронили тёщу, порвали два баяна,» - именно это я подумал, когда впервые посмотрел его «Подземелье». Она же мне вспомнилась, когда чуть позже я посмотрел и «Жизнь цыган» и «Аризонская мечта». Однако, многие мне возразят: «Эмир, это точно не сюда». Что ж это если не сюрреализм?! В определённый момент сюжета исполненного трагизма вдруг происходит какая-то мелочь, после чего всё переворачивается с ног на голову и совершенно дикие вещи тут же уходят на второй план и важным становиться то, что все, в конечном счете, люди и каждый по-своему даже очень добрый малый.

Очень похожие ходы, только доведённые до абсурда и совершенно выведенные за грань реальности, можно увидеть в фильмах Роя Андерсена. На самом деле это моя относительно недавняя находка. Благодаря ковидным каникулам и удалёнкам я через рекомендации одного популярного кино-сервиса познакомился с его «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии». И это сразу стало моим любимым кино – подобных положительных впечатлений от театра абсурда, погружённого в мир сюрреалистического бытия и преисполненного дивной по своей тонкости социальной сатире, я давно не видел. Ну а дальше больше. Я посмотрел всё, что можно было достать в сетях. Впечатления исключительно положительные. Из того, что меня повергло своим сюром, кроме «Голубки», так это «Песни со второго этажа». Там чёрный юмор абстрактного мира даже повыпуклее и посильнее будет. А вот «Ты живой» кроме всего прочего ещё и очень красивый фильм.

Но самым-при-самым мною любимым сюрреалистом от кино является человек, который по давней сюр-традиции основывал визуализацию своих лент на живописи классических художников, брал за основу простенькие детективные сюжеты и усложнял их до уровней уникального микрокосмоса, удивительно тонко вплетал барочную музыку и рококо-интерьеры в современный антураж, заставлял театр быть кинематографичным, а кинематограф театрализованным … в общем и целом гений в своём роде. Питер Гринуэй. Увидев впервые в свои 15 лет «Контракт рисовальщика» я, честно говоря, остолбенел. До этого я вообще не думал, что так вообще можно. Потом были «Книги Просперо» и опять в точку – в такой экранизации Шекспир оказался куда более интереснее, чем мог бы быть в любой другой. А чего стоит его великолепная «богомолья» трилогия?! «Контракт рисовальщика», «Живот архитектора» и «Отсчёт утопленников» по сей день в том или ном месте цитируются современным (и даже голливудским) кинематографом. «Повар, вор, его жена и её любовник» - это же прям ух! Так красиво снять уродство человеческих пороков надо было ещё суметь. И само главное: вся постановка Питера действительно запредельна, понять в каком из миров ты находишься в процессе просмотра его картин порой совершенно нереально, но всегда в конце тебя ждёт сюрреалистический катарсис.

Что до моих пристрастий в необычном и сюрреалистичном европейском кино, то, пожалуй, всё. А есть ли у вас любимое европейское необычное авторское кино?

У меня же на сегодня всё, спасибо вам за внимание и до новых встреч.