— Дочка, я тебя на весь город ославлю, если не вернешься, — пригрозила моя мать.

«Не хочу», — подумала я. — «Не хочу возвращаться в ее дом, позволять собой командовать…»

***

Я уже включила чайник и накинула плед на плечи, вечером было прохладно, несмотря на май. Рабочий день закончился, теперь можно выдохнуть и насладиться отдыхом. Без постоянного «а вот я в твоем возрасте», «почему до сих пор одна» и «что люди скажут»…

Я до сих пор наслаждалась одиночеством, хотя съехала от матери шесть лет назад.

Словно судьба решила испортить мой покой, раздалась надсадная телефонная трель. Хотя звонок у меня был одинаковый для всех абонентов, я сразу догадалась, что это мама. При ней мобильный словно звонил по-другому, как-то пронзительно и осуждающе. Прямо как мамин голос.

Я глубоко вдохнула. Один... два... три... Давай, Настя, это просто звонок, ответь.

— Да, мам.

— Ну что, довольна? — голос мамы звучал надтреснуто, с этой особенной интонацией глубокой обиды, которую я знала с детства. — Сидишь там, а мать тут... С рукой... Одна...

— Мама, что случилось? — я почувствовала, как внутри что-то сжимается.

— Упала в подъезде, повредила руку. Врачи сказали, шесть недель в гипсе... А я одна. Совсем одна, понимаешь?

Я поставила чашку на стол. Внутри все похолодело.

— Сейчас ты как? Болит? Тебе помочь чем-то?

Мама тяжело вздохнула, осуждающе и многозначительно помолчала, потом выдала:

— Да, помощь нужна. Спасибо, что спросила, доченька, — голос звучал ядовито. — Приезжай и ухаживай за мной. Все равно у тебя дел нет, живешь без мужа, без порядка, как отрезанный ломоть.

И снова эта каша из чувства вины, долга, раздражения... Я сделала еще один глубокий вдох.

— Мама, я работаю, у меня много дел. Я помогу, конечно, найму сиделку, продукты тебе закажу. Но приезжать не стану. Ты же знаешь, я решила порвать с прошлым.

В трубке повисло такое пронзительное молчание, что мне стало неловко. За этим последовал всплеск эмоций:

— Ты что, меня бросаешь? Я тебя растила одна, а ты вон чем мне платишь!

Я собралась уже возразить, успокоить маму, сказать, что она мне нужна… Но та бросила трубку. Мама обожала, чтобы последнее слово оставалось за ней. Без сомнения, она ждала, что я перезвоню, чтобы обрушить на меня новые упреки. Я не собиралась доставлять ей этого удовольствия, меня даже такой короткий звонок выбил из колеи.

А ведь я только-только научилась говорить «нет». Только-только отстроила свою жизнь.

***

Шесть лет назад мы с мамой мы ругались каждый день. Точнее, ругалась она. «Ты неблагодарная», «я тебя растила», «ты мне обязана».

Я отмалчивалась или пыталась возражать, потом плакала в своей комнате. Я прожила так всю школу и университет. Даже когда я устроилась на работу, проще не стало. Мама ввела комендантский час, требовала возвращаться до десяти. А пару раз выдергивала меня с работы, плача в трубку, что ей плохо, что я обязана примчаться и сидеть рядом…

Переломный момент настал как-то вечером, когда мы с симпатичным коллегой засиделись допоздна. Он давно мне нравился, так что когда предложил подвезти, я охотно согласилась. Около подъезда мы не смогли расстаться, стояли, выйдя из машины, и говорили обо всем.

И тут вдруг окно нашей квартиры распахнулось, и двор огласил пронзительный крик:

— Где твоя совесть, Настя? Мать ждет, переживает, а ты там шляешься… Ты что, не одна? Это кто?! Мущщина, отпустите девушку, а то я в ноль-два позвоню! Совсем обнаглел, к невинной девушке клеится! Настя, гони его, а то я щас спущусь!

Готовая провалиться под землю, я взглянула на своего кавалера и увидела, что он смеется.

— Уже отпускаю! — крикнул он.

Потом обратился ко мне:

— Иди, мамочка ждет.

В этот момент я почувствовала, что больше ему не интересна. Увидела себя его глазами, двадцать четыре года, а до сих пор под каблуком у мамочки. Он развернулся и ушел под крики из окна о том, какой он негодяй и опасный тип, под любопытными взглядами всего двора. Ушел и больше ко мне на работе не подходил, а потом и вовсе женился. На другой.

Именно тогда я поняла, что если не изменю свою жизнь, так и останусь маминой девочкой и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят… Несамостоятельной и одинокой.

Через неделю я переехала, несмотря на мамины обвинения. Новый адрес ей не оставила, звонки сократила, сопротивлялась манипуляциям вроде «ты меня на тот свет загнать хочешь». Я училась общаться с людьми, строила свою жизнь заново, медленно и тяжело.

Мама сопротивлялась каждому моему шагу.

— Куда ты денешься без меня?

— Кому ты нужна?

— Ты не справишься!

Вот что она говорила мне и писала, а я справлялась. И теперь она требовала вернуться… Повод был серьезный, это нельзя отрицать, но стоило мне представить, что я снова в том доме, под осуждающим взглядом, мне становилось плохо.

В тот вечер я не пришла ни к какому решению, оставив это на утро.

***

Утром телефон разрывался от звонков.

— Настя? Это тетя Тамара. Ты что творишь? Мать с рукой мучается, как не поехать? Ты же ее дочь. Стыдно должно быть!

— Тетя Тамара, — я пыталась говорить спокойно, — я все организую. Наймем сиделку, все будет хорошо.

— Да как ты можешь? — ее голос срывался на крик. — Сама должна ухаживать! Сама! Мать ведь!

К вечеру позвонила еще одна родственница. Потом соседка мамы. К ночи я уже знала: всем известно, что я бросила мать с переломом без помощи. Мои аргументы про сиделку никто не слышал, наоборот, они приводили всех в еще большее негодование. В конце концов, я перестала брать трубку и сделала то, что должна была сделать с самого начала. Нашла в интернете агентство, которое согласилось срочно отправить к матери сиделку. Оплатила все сама.

«На этом все», — решила я.

Но пару часов спустя мне позвонила нанятая сиделка и вежливо сообщила, что не смогла попасть в квартиру.

Стоило отключиться, как телефон снова зазвонил. И опять шестым чувством я поняла, что это мама. И не ошиблась, конечно.

— Ты серьезно? — ледяным тоном спросила мама. — Послала ко мне чужого человека вместо того, чтобы приехать самой?

— Меня заверили, что это самая квалифицированная…

— Тебя заверили, — передразнила мама. — Эта женщина могла меня обокрасть, обидеть. И это ты впустила ее в мой дом!

Закончила она так, будто сиделка уже совершила злодеяния, в которых ее обвиняли. Я сглотнула и твердо заявила:

— Мама, я помогла тебе, чем я смогла. Не хочешь сиделку, значит, не надо. Но сама я не приеду. Я не позволю тебе снова загнать меня в ловушку.

— В ловушку, значит, — нехорошо протянула мама. — Родная мать для тебя — это ловушка… Хорошо, доченька, отплачу я тебе за доброту твою.

Мама снова первой бросила трубку. И сколько бы я ни перезванивала, не отвечала.

***

На следующий день работе меня вызвали на встречу с руководителем. Ирина Владимировна, обычно спокойная и тактичная, выглядела раздраженной.

— Анастасия, у нас проблема. На фирму поступило анонимное сообщение. Будто вы... — она замялась. — Воруете канцелярию.

Я растерянно заморгала.

— Простите?

— Да-да, звучит нелепо. Но звонившая была настойчива. Звонила уже трижды...

Я ощутила, как внутри поднимается что-то холодное.

— А это был... Голос был пожилой женщины? — тихо спросила я.

Ирина Владимировна кивнула.

— Вы, видимо, знаете, о ком идет речь? Анастасия, я понимаю, что это, вероятно, какие-то личные обстоятельства. Мы знаем вас как ответственного и честного сотрудника, к тому же факт кражи не подтвердился. Но решите эту проблему. Мне неприятно получать такие звонки. И вам, думаю, тоже.

После встречи я сидела в оцепенении. Мамины методы я знала прекрасно. Если что-то не по ее — бей по самому больному. По работе. По отношениям. По всему, что дорого.

Телефон снова пискнул. Я не хотела читать очередные гадости, но рука сама потянулась к мобильному. Писала соседка: «Ваша мама не ела уже целый день, потому что не может готовить из-за руки...»

Я закрыла глаза. Вдох-выдох… Они просто давят на мое чувство вины. Ну какая голодовка в наше время? Есть же доставки, кафе… Та же соседка, в конце концов, могла бы нарезать бутербродов.

— Не поддавайся, — сказала я себе. — Не дай себя сломить.

***

На следующий день позвонили из социальной службы.

— К нам поступил сигнал о пожилой женщине, оставленной без помощи...

Такого я не ожидала, поэтому онемела.

— Алло, — настойчиво позвал женский голос из трубки. — Информация правдива? Кем вы приходитесь Савеловой Дарье Михайловне?

— Я ее дочь, — растерянно ответила я. — Что-то случилось?

— Не зна-аю, — протянули в трубке. — У нас есть информация, что вы обязаны по суду заботиться о матери, но пренебрегаете обязанностями. Я должна разобраться…

Я отключилась. Меня трясло. Теперь мама еще решила воздействовать на меня через соцслужбы! Сколько еще лжи я должна вытерпеть?

Это была точка. Я поняла, либо я сейчас прерву это, либо все начнется сначала…

***

Диктофон в кармане казался тяжелым. Да, диктофон. Глупо? Наверное. Но я больше не могла выдерживать обвинения, мне нужны были доказательства, что я не бессердечная дочь и чудовище, какой меня считали мамины подпевалы. Трясущимися пальцами включила запись и нажала на звонок маминой квартиры.

Дверь открылась почти сразу. Мама стояла в халате, рука была в гипсе. Она выглядела... обычно. Не изможденно, не голодно, совсем не как всеми позабытый человек.

— А, явилась! — она отвернулась и пошла в глубь квартиры. — Ну проходи, раз пришла. Посмотришь, как я тут одна лямку тяну...

Я прошла следом. В квартире было чисто, на столе стояла тарелка с недоеденным супом, по телевизору шел сериал.

— Как рука, мам? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

— А тебе-то что? — она сердито взглянула на меня. — Тебе же все равно, у тебя своя жизнь! А что я тут одна мучаюсь, тебя разве волнует?

Слова, знакомые с детства. Раньше мне было от них больно, но сейчас я чувствовала что-то другое... Усталость. Бесконечную усталость.

— Кто тебе готовит, мама? — спросила я, кивая на суп.

— Сама стараюсь, одной рукой все делаю! — мама горько усмехнулась. — Я же сильная, все терплю. И твое предательство вот вытерпела...

Я не стала спорить, хотя суп явно приготовил кто-то другой. Соседка, например.

— Мам, ты звонила на мою работу? — тихо спросила я. — Кто-то обвинил меня в краже!

Она отвела взгляд, но потом с вызовом взглянула на меня.

— Да! И буду звонить!

— Это же ложное обвинение…

— Ой ли? Если ты плохая дочь, то и человек плохой. Наверняка приворовываешь.

— И знакомых ты на меня науськала… Мне все звонят, говорят, что я тебя бросила. А ведь это неправда, я же прислала к тебе сиделку. Оплатила ее услуги и дальше оплачивала бы. Разве нет?

— Ну прислала, а толку? Настоящая дочка будет сама о матери заботиться. Кстати, полы помыть надо бы, давай берись, раз пришла.

— Нет, — твердо ответила я. — Я пришла не уборку делать, а только попросить, чтобы ты больше не распускала сплетни. Перестанешь?

— Нет! Я тебя ославлю на весь город. Уже сказала соседкам, что у тебя стыдная болезнь, что ты от ребенка избавилась. Что, съела? А знаешь, почему я это сделала? Потому что только так тебя можно сюда заманить. Мать болеет — тебе плевать. А как твою так называемую честь задели, сразу прибежала! Эй, ты куда?

Мне нечего было больше сказать. Я развернулась и вышла из квартиры под ее крики.

***

На следующий день я подала заявление в полицию о клевете. Меня сто раз спросили, точно ли я хочу пожаловаться на свою мать. Я была уверена, что доведу дело хоть до суда.

И довела. Суд казался чем-то нереальным. Мама с рукой в гипсе и черном траурном платье рассказывала суду, как я ее бросила, как она страдала, как осталась без помощи, без еды, без воды. Как я отказывалась ей помогать.

После этого я включила диктофонную запись. Ее слова звучали резко, ясно:

— Я тебя ославлю на весь город. Уже сказала соседкам, что у тебя стыдная болезнь…

Мама покраснела и метнула на меня злой взгляд.

— Да какая же дочь будет родную мать записывать… — начала она плачущим голосом и так пронзительно, что судья поморщилась.

— Соблюдайте тишину, пожалуйста, — попросила она.

А потом появилась сиделка, которую мама выгнала.

— Да, меня наняли ухаживать за Дарьей Михайловной, — подтвердила она. — Но Дарья Михайловна отказалась открыть дверь, отказ зафиксирован в документах. Также она напоследок назвала меня…

И она произнесла крайне нецензурное слово. Мама побледнела, смотрела прямо перед собой. Крыть ей было нечем…

***

Суд вынес решение: штраф за клевету. Он был небольшой, но мне хватило. Главное, что мама поняла, не получится просто так меня оболгать, за каждый поступок будет следовать ответственность.

Из суда я вышла, не оглянувшись на нее. И первое, что сделала, это сменила номер телефона.

***

С тех пор прошло полгода. Я больше не слышала маму и ее подпевал. Думаю, наши отношения оборваны навсегда. Иногда я об этом жалею, все же мама есть мама…

Но потом я вспоминаю, какой нервной и зашуганной была раньше, сравниваю с собой нынешней и понимаю, что все к лучшему.